Чужая война
Темнота бывает такой разной. Она умеет ласково обнимать, словно усталый любовник, умеет укутывать нежностью своей непрозрачности и прятать тебя от мира. Но иногда темнота отрывает от пола и стен длинные тени, которые застывают в ожидании того хрупкого момента, когда ты отвернешься, чтобы они смогли наброситься на тебя со спины. И тогда она пугает…
Темнота ангара была как раз такой: холод космоса вобрал в себя весь свет, заставил погаснуть даже маленькие системные вспышки, что подмигивают с дюрастальных стен улетающим со станции пилотам. Лишь мерцание оранжевых прожилок на застывшем в глубине ангара корабле отталкивало темноту. А может, делало ее глубже…
Холодное мерцание далеких-далеких звезд давило на темноту, пытаясь прорваться внутрь ангара, беззвучно касалось потрескивающего защитного поля и вновь тонуло в бесконечности. Тишина резала слух, заставляя вслушиваться в малейшие шорохи, в мерное гудение еле работающего реактора корабля и в тихий, трудно разбираемый, шепот, доносящийся откуда-то из глубины темноты:
– …мы... надеялся… ночь…
На одном из ящиков, разбросанных в беспорядке по всему ангару, мрак съеживался в фигуру. Еле слышно шипел он на человека – человека ли? – невидимыми трубами вентиляции и кружил тенями вокруг блестящих отсветов светонитей корабля, выхватывающих то нервные пальцы, то медленно вздрагивающие плечи и спину. Темнота выжидала…
– ХВАТИТ!!!
Крик... агония разорвала полотно тишины, с хрустом, наотмашь хлестнула по стенам и вернулась обратно. А на верху изогнутого, невероятного в своей гибкости и непогрешимости корабля вспыхнул мощный прожектор: темнота ринулась прочь от света и застыла выжидающе за границами освещенного круга, забравшего у нее двух людей. Таких похожих и таких разных.
Два служителя Ордена. Оба молоды. Оба сильны. Оба по-своему красивы. И оба надеются.
Лицо того, чей шепот всего несколько мгновений назад тревожил тишину, искривлено неуместной маской боли… или ярости. На нем нет робы, костюм в нескольких местах обожжен бластерными лучами, длинные волосы спадают на спину: наверное, когда-то они были прекрасны, но сейчас они спутаны и будто покрыты гарью. Но джедаю, кажется, всё равно.
– Джедаю ли? – молчаливо вопрошают стены вокруг.
– Джедаю ли? – молчаливо вопрошают его спину глаза того, кто стоит у корабля.
Ему стены не задают вопросов. Накинутый капюшон, руки убраны в рукава робы, а глаза смотрят прямо и твердо. Изучающе. Такие, как он, приходят и уходят тогда, когда наступает время, они никогда не опаздывают, хотя никуда не торопятся. Его спрашивать не о чем. И стены молчат.
А тишина вновь начинает затягивать ангар паутиной холода.
– Здравствуй, – звук рвёт тонкие нити, закрывая последний путь к отступлению. Человек у корабля сказал своё слово.
Первое?.. Последнее?..
Маска боли спадает с лица шептавшего, сменяясь жестокой нахмуренностью.
Навсегда ли?..
Он будто собирался взглянуть через плечо на своего гостя, но внезапно передумал. Его взгляд замирает на холодных звездах, а он так и остается стоять спиной:
– Илас… Я ждал Тьяра, а не тебя.
Мир вздрагивает, и темнота за пределами круга эхом отражает чуждый, но не чужой ей шепот. Имена скользят в ней, словно рыбки-прозрачницы в водах Илладиума: их можно заметить самым краем глаза, но если смотреть на них прямо, то не увидишь ничего, даже тени.
Илас молчит, неподвижно изучая строго выпрямленную спину того, к кому он, наконец, пришел. Или за кем? Об этом Илас старается не думать: он пытается сосредоточиться на том, что действительно имеет значение.
Наконец, человек в костюме, оплавленном рваными полосами выстрелов, поворачивается. Медленно, словно каждое движение причиняет ему боль. И свет подрагивает, вторя боли.
– Пусть будет по-твоему… – ждавший сжимает руки за спиной и, наконец, встречается взглядом со своим гостем. – Здравствуй, Тарт. Ты пришел за мной или ко мне?
Илас отвечает лишь легким поклоном. Как это странно, когда твои мысли видны кому-то, как на ладони… Но вот имеет ли это значение?
– Я хочу знать ответ на свой вопрос.
Даже одно сказанное слово взывает к продолжению. Даже одного неправильно сказанного слова достаточно для того, чтобы сошла лавина. Но Тарт ответил: ровно, неторопливо, не отрывая взгляда от глаз собеседника.
– У меня нет для тебя простых ответов, Хил. Но я здесь по воле Совета.
– Совета? Может быть, всё же Тьяра? – прищур, жесткий, словно дюрасталь, прозрачный, словно воздух. Что за ним? Расчет, выжидание… злоба?
Илас молча пожал плечами, и разговор замер, провисая под тяжестью взглядов глаза в глаза. Секунды вращались, цепляясь одна за другую шестеренками каких-то безумных, огромных часов. И сцена крутилась под светом софитов.
– Совет просит тебя вернуться в Храм, – сломал паузу Тарт.
– Я не вернусь.
– Почему? – глупый и неуместный вопрос. Но все остальные вертелись где-то за пределами досягаемости, в темноте.
Хил усмехнулся и склонил голову набок:
– Думаешь, знание действительно даст тебе что-то? Война ничему тебя не научила... друг. Или ты до сих пор веришь в то, что можешь спасти хоть кого-то?
– Мы не идем путями веры. Мы идем путем знания. Ты тоже когда-то выбрал эту дорогу, – тихо ответил Илас.
И безумный смех разорвал пустоту ангара. Хил хохотал безудержно, казалось, его смех будет длиться вечность, но он внезапно встряхнул головой, сбрасывая улыбку с лица:
– Все хоть раз ошибаются.
– Хил…
– Что? – резко и грубо. Темнота хищно улыбнулась. – Хочешь пару минут побыть Тьяром? Или думаешь, я забыл хоть одно поучение этого урода, сделавшего нас с тобой своими куклами? Мне не нужны пустые слова, Илас. Я и так чувствую твои желания: все до единого. Чувствую твои переживания и даже… – Хил удивленно посмотрел на Тарта, – страх? Ты боишься меня?..
«Неужели тебе это важно?» – Илас не задал этого вопроса вслух. Наверное, потому что очень не хотел услышать ответ.
– Я боюсь за тебя.
«Боишься за зверя?» – удивился мрак.
«Боишься?» – удивились звезды.
А Хил ухмыльнулся и процедил сквозь зубы:
– Страх может убить.
«Убить». Слово прозвучало. Но надеяться необходимо, и Илас спросил:
– Хил. Зачем ты мучаешь себя? Что произошло, то уже произошло. И в том нет твоей вины…
– Нет?!
«Злоба? Мы слышим в его голосе злобу?» – откликнулись стены.
– Говоришь, нет?.. А кто в таком случае виноват, Илас? Кто?! Неужели коммандер, исполнивший мой приказ? Ну же!..
Иласу нечего было ответить. Так иногда бывает. И Хил продолжил – спокойно, но как-то отрешенно:
– Тебя там не было. Зато там был я, я и эти… клоны, убивавшие ни в чем не повинных людей…
– Ты прав: все хоть раз ошибаются…
Но ураган не слышит. Не слышит ничего, кроме собственного внутреннего рева. И Хил продолжил убеждать кого-то невидимого, но так сильно осязаемого:
– Я ненавижу их. Ненавижу их тупую покорность, их бездушие! Я не приказывал убивать: мы должны были захватить станцию!.. Это несправедливо…
– Война несправедлива сама по себе. В самом сердце войны лежит несправедливость, – Илас пытался пробиться к сознанию Хила и донести свои слова. Пытался понять того, кого, казалось, знал так хорошо… и при этом остаться собой.
– Почему, Илас?! Ответь, почему?! Почему Сила смолчала?! Я должен был предвидеть, защищать – это мой долг… – Хил согнулся, словно от невыносимой боли, и сжал побелевшими от напряжения пальцами виски.
И Илас не выдержал. Тьяр предупреждал о том, что некоторые вещи лучше оставить нетронутыми, непроизнесенными, но Илас не выдержал:
– Пелена тьмы…
И это Хил услышал.
– Не говори мне про тьму! – Хил, не распрямляясь, ткнул пальцем в сторону Иласа. – Ты ни-че-го не знаешь о ней. Это я смотрел в лицо капитана и не видел никакого раскаяния. Это я смотрел и видел гордость... Я смотрел в его глаза, и они были полны тьмы, – Хил выпрямился и замолчал, казалось, подбирая чуждые слова. Тарт просто ждал.
– Они зло, Илас, пойми это! Я знаю! Они зло, которое не имеет права на существование. Зло, с которым мы обязаны бороться. А вы вместо этого помогаете, защищаете и направляете их, – Хил будто пытался выжечь всё то, что терзало его изнутри голодным зверем, вывести этот пожар наружу, чтобы он, наконец, перестал терзать его изнутри.
– Они солдаты. А мы хранители мира, – заёмные слова плохо давались Тарту, но лучших он не знал. – Они сражаются, пытаясь спасти Республику. А мы делаем всё для того, чтобы они спасли ее не просто от Конфедерации, но и от тьмы войны.
Хил будто пытался пронзить Иласа взглядом, пришпилить джедая на самое острие своего видения:
– Нет, Тарт. Они сражаются потому, что им приказывают. И потому, что им это нравится. Неужели ты веришь в то, что им не наплевать на Республику, на ее идеалы? Что ты или я имеем для них значение? Они ведут свою войну. И никто не видит этого… – Хил перевел дыхание. – Скажи мне, когда всё закончится, чем они займутся? Может быть, начнут выращивать пищу?
Тарт ответил, не задумываясь:
– Они продолжат охранять Республику.
– Неужели?.. – казалось, еще чуть-чуть и Хил снова зайдется в приступе смеха. – Охранять?.. Нет, они будут убивать, Илас. Они будут захватывать для Республики всё новые миры. Они принесут с собой новую войну, еще более жестокую, чем та, что горит сейчас вокруг нас.
– Ты знаешь, что мы не позволим им.
– Да. Но будет слишком поздно.
Пару мгновений Илас ждал, что произнесенное «мы» всё же зацепит некую струну в обожженном сознании Хила. Но тот внезапно продолжил:
– Не мешай мне. Прошу. Уйди с моей дороги. Не совершай той же ошибки, что уже совершил я: не будь рабом Силы. Слушай сердце, а не чувства: они лгут нам со времен Джеонозиса. Постоянно, – темнота вокруг всколыхнулась маревом черного пожара. – Сила ведет нас к своей кровавой цели, Илас. Она уничтожит всех,.. уже уничтожает. Она позволяет существовать этим тварям в белых доспехах, этим животным…
– Они не животные, Хил…
Хил, впрочем, опять перестал слушать и слышать:
– А ведь нам говорили, что они послушны. Что они идеальные солдаты. Но они не сносят безропотно мой приговор. Понимаешь, Илас? Они сопротивляются, они постоянно пытаются убить меня! И пока я жив, я буду казнить их. Одного за одним. Потому что они все одинаковые. Они убийцы… Такие же, как и тот, что дал им свои гены. Фетт уже мертв, и они уйдут следом, – он постоянно показывал на какие-то видимые ему одному образы, а мрак задумчиво танцевал за его спиной, пытаясь окончательно раздавить отсветы далеких звезд.
– Убийц мы судим, а не казним. Смерть – это плохая расплата за преступления.
Хил внезапно шагнул вперед, и корабль за спиной Тарта мерно заурчал двигателями. Илас поднял руку в останавливающем жесте:
– Кориос, остановись.
Хил вздрогнул, словно только заметил Иласа, словно не было всего этого разговора, словно он просто продолжал диалог с темнотой, а теперь внезапно понял, что стоит на свету. И его голос наполнился жесткостью:
– Прекрати командовать мною, Тарт! – и тут же вернулось ледяное, обжигающее спокойствие, которому не место в душе человека. – Я свой долг помню. Я уйду.
– Ты не можешь уйти, – Илас тяжело опустил голову, отведя взгляд от лица Хила. Тьма показала в ответ клыки, и следом за ней брови Кориоса вопросительно изогнулись, а лицо исказила усмешка.
Тарт знал, что всё так и произойдет. Знал и говорил об этом Тьяру тогда, в Храме, когда орбитальные зеркала в очередной раз повернулись на орбите и на город опустились сумерки. Говорил и просил послать кого-нибудь еще, хотя знал, что посылать больше некого: война с Конфедерацией не оставила свободным ни одного джедая. И потому он отправился на поиски сам…
– Рыцарь Хил Кориос, будучи джедаем и лейтенантом Великой Армий Республики, я уполномочен арестовать Вас…
Хил пытается заткнуть Тарта, громко, грубо:
– Илас, хватит! Я спасу Республику, всех нас… – но теперь уже, кажется, Илас не слушает Хила.
– Я обязан доставить Вас на Корускант, дабы Вы предстали перед лицом Совета и…
Гул зажигающегося меча обрубил фразу. Слова повисли в воздухе, словно пылинки жарким утром: только падать им было уже некуда… уже незачем.
– Я не шучу, Тарт, – это уже была угроза. Простая, обычная… и совершенно не возможная угроза. – От тебя мне не сбежать, я знаю. Поэтому просто отойди. И очень скоро я покажу тебе истину. Я покажу ее всем.
Из глубин памяти Иласа выплыли картины тренировок, что они с Кориосом день за днем проводили в Храме, совершенствуя своё умение двигаться с клинком. Воспоминания о плавности и свободе движений Хила, о собственной четкости и сдержанности. Одно-единственное воспоминание и одна-единственная надежда:
– Если джедай зажигает свой световой меч, он должен быть готов отнять жизнь…
Но Кодекс – это пустой звук, когда не видишь света. А надежда – слишком хрупкий спутник.
– Я готов, Илас, – Хил говорит слишком уверенно, а в его глазах горят огни падающих с небес кораблей, – и я более не джедай. Я понял то, что хотел сказать мне Совет. После того, что я сделал, пути назад уже нет.
«Ты ошибаешься, друг, всё еще можно изменить. Можно! Просто погаси меч и протяни руку. И мы уйдем отсюда. И ты поймешь, очень быстро вспомнишь и поймешь. Вспомнишь, что мы не воюем с Конфедерацией. Мы сражаемся с самой войной, с ее призраками, ее ненавистью и болью. Мы уже опоздали, но мы так много еще можем сделать. Ты всё вспомнишь» – как много иногда нужно сказать. Как мало получается:
– Ты ошибаешься, всё еще…
– Отойди, – Хил перехватил меч чуть-чуть удобнее. Сжал чуть-чуть сильнее.
Дружба? Верность? Долг? Безумие?
– Хил, просто идём со мной…
– Уй-ди-с-мо-ей-до-ро-ги… – прошипел Хил, впиваясь иглами суженных до щелочек глаз в непроницаемое лицо джедая, стоящего на пути к кораблю. Он не видел перед собой человека. Он видел лишь еще одну преграду на пути к великой цели спасения Галактики. Он видел белые доспехи и черный транспаристил щитка шлема. И видел себя.
И плечи Тарта опустились:
– Не могу.
Звезды заликовали, ворвавшись в ангар, взметнув темноту, заставив ее кружиться, сворачиваться в спирали, настигать саму себя тяжелыми, опасными волнами. Холоду нравился слегка мерцающий поток зеленого света, что рассек мир на две половинки, на двух людей, на две стороны. И стены всё так же молча стонали от разрывающей их энергии, что собиралась в одну точку, сжимаясь внутрь двух таких молодых, таких одинаковых и таких разных людей.
А потом всё изменилось. Энергия замерла, подобно цунами, и обрушилась последними словами:
– Тогда… защищайся, – жёстко бросил Хил и ринулся вперед.
Навстречу его клинку расцвело голубое лезвие светового меча Иласа, и энергия слилась в единый поток, пытаясь побороть саму себя.
Секунды шли за секундой, а мечи всё исполняли свой смертельный танец: гибкий, как шелковая лента, с одной стороны и четкий, как движения пальцев маэстро, с другой. Тьма глубин и свет звезд, зелень травы и синева неба – два человека, две точки выхода Силы, сошедшиеся в одном маленьком ангаре. Сошедшиеся, чтобы не разойтись.
И темнота ждала, когда один из них падёт, дабы она смогла поглотить свою законную добычу из боли и страха, ненависти и ярости… Иногда темнота умеет быть терпеливой.
Илас выронил меч и упал на одно колено, сжимая запястье, обожженное самым краешком светового лезвия. Он даже не смог поднять голову, чтобы взглянуть на замеревшего на середине движения Хила. Чтобы увидеть, как тот выключает меч и уходит к странному, удивительному кораблю. Чтобы увидеть, как тени непонимающе бродят по углам, сгущаясь во мрак и испуганно отпрыгивая от круга света, что удержал свои границы.
Но даже сквозь пелену боли (внутри? снаружи?) он услышал тихий шепот, такие чужие и такие понятные слова:
– Прости… друг…
2004, ©еть
Тема: Чужая война (Прочитано 1292 раз)
Похожие темы (5)
08 Ноябрь 2010, 20:37