Вот, решаюсь выкинуть и свое творение. На самом деле - коротенькая зарисовка, вспышка. Депрессивная и бредовая. Боба неканоничен, ибо здесь он мой. Куда хочу, туда торчу.
ДождьМоему любимому Дарту и ЭнькеThe kind of dirty where the water
never cleans off the clothes…
My Chemical Romance
Тебе тринадцать, и ты зол. Ничего удивительного для такого возраста. Прибавим то, что ты на Родии, что льет дождь, что хозяин гостиницы велит тебе убираться. В кармане ни кредита, в топливном отсеке Раба-1 – ни капли. Хватит только, чтобы красиво взлететь и рухнуть. Ты смотришь в глаза родианца, и в их синей стеклянной поверхности отражается твоя собственная физиономия, заспанная и всклокоченная.
Ты не знаешь даже, за что в точности тебя гонят. Может быть посетителям бара не понравился твой бластер, который ты вчера вечером предусмотрительно положил на сиденье рядом с собой. А что такого? Не на стол же. А может, бармену пришлось не по вкусу, что лучшая и единственная танцовщица – молоденькая тви’лекка - спустилась со стойки и весь вечер просидела за твоим столиком. Не исключено, что и твое лицо, усталое и хмурое, просто не пришлось ко двору – постояльцы шарахаются от тебя в коридорах. Потому что твое лицо бессовестно носят еще тысячи людей в Галактике. Потому что оно означает где-то победу и свободу – а где-то смерть или плен… А может, ты просто уже неделю как не платил за номер.
- Проваливай, - рычит родианец, потрясая зеленым кулачком, - Собирай свое барахло и освобождай комнату.
Ты презрительно приподнимаешь бровь. Хозяин гостиницы не вышел ростом, и даже рядом с тобой кажется мелким и смешным. Тем не менее, он думает, что может тебя выставить.
- Моим гостям не нравишься ты! Мне не нравится склад амуниции у тебя под кроватью – в моем номере! В моем заведении! И мои девочки из-за тебя не работают!
А, думаешь ты, все и сразу. Как мило. Ты оглядываешься – в баре утром никого, только пара невероятно бодрых посетителей у окна и вышибала – здоровенный вуки. Ты молча идешь и находишь себе столик почище – неугомонный родианец бежит за тобой и продолжает орать на весь зал. Из-за его криков не слышно, о чем говорит диктор на информационном мониторе над баром. Но вот лицо, мелькнувшее на экране следом за этим, кричит еще громче. Ты, зачарованный, подходишь ближе.
- … был, наконец, обезврежен…
- Смотри на меня, сопляк! Не поворачивайся спиной!
- …блестящая операция по спасению Верховного…
- Ты слышишь? Я не желаю больше тебя здесь видеть! Забирай свои пушки и катись к ситам!
- … два рыцаря-джедая…
- Не надо даже платить – просто убирайся, пока я добрый! Эй, Ньюи!
Ты не замечаешь, как огромные волосатые лапы хватают тебя, и позади раздается оглушительный рык. Лишь уже на входе – или выходе? – свежий запах дождя приводит тебя в чувство. Дождь пахнет озоном – и клинком джедайского меча. Ярость, поднявшаяся в тебе, дает сил изогнуться и лягнуть вышибалу так, что он разжимает хватку. Она помогает тебе так же быстро уложить вуки отдохнуть выстрелом из наручи. Хозяин гостиницы, застыв, смотрит на дротик в шее своего громилы, потом тебе в лицо. Посетители в конце зала смотрят куда угодно, только не на тебя, но ты видишь, как один кладет восьмую ложку сливок в стим-каф, а другой превращает салфетку в ворох ювелирно мелких обрывков.
И в наступившей тишине ты слышишь равнодушный голос диктора:
- С сегодняшнего дня Граф Дуку с Серено, командующий армией Сепаратистов, больше не представляет угрозы для граждан Республики. Репортаж окончен. С вами был…
Ты идешь в свою комнату, собираешь свои немногочисленные пожитки – шлем отца, пара бластеров, книга Джанго, одежда и прочее барахло. Потом спускаешься вниз, мимо все еще неподвижного родианца, и выгребаешь все кредитки из кассы. Ты делаешь все четко и спокойно, в абсолютной торжественной тишине. Уже потом, выйдя под ледяную стену ливня и прислонившись лбом к мокрому боку своего корабля, ты удивишься, как удалось не сесть на пол и не завыть в голос прямо там, у стойки бара. Джедаи обрубили своими светящимися палками еще одну ниточку, связывавшую тебя с отцом. И ничего – НИЧЕГО не потеряли взамен. Ты рычишь и уже направляешься к трапу Раба-1. Он ждет. Он всегда молча ждет тебя, с чем бы ты ни пришел – с добычей и без нее, с победой и побежденный. Отец бы не молчал, и тебе становится тошно, когда ты представляешь его взгляд.
И тут же ты видишь их – двое в темных плащах спешат по мокрому пермакриту одной посадочной платформой ниже. Высокий тви’лекк – ты видишь его лекку, поблескивающее от дождя, - приобнял за плечи маленькую фигурку – мальчишка, человек. Твой ровесник. Он внимательно слушает взрослого, доверительно запрокинув голову и глядя вверх. Тебя накрывает болезненное воспоминание – так смотрят вверх молящиеся, внимающие священнику. Так смотрят на солнце, на единственное светило, греющее твою планету. Так ты смотрел на отца. А он улыбался и рассказывал, почему джедайскому истребителю не нужна система наведения. И так же шел дождь.
Это проклятый дождь мешает тебе видеть, и ты сердито смахиваешь капли, катящиеся по лицу. И все же ты успеваешь разглядеть металлический отблеск на поясе старшего – лазерный меч. Кровь приливает к голове в предчувствии добычи – вполне может быть, что Граф Дуку не уйдет неотомщенным. Ты с легкостью отметаешь тех членов Ордена, что гибнут каждый день, сражаясь с Сепаратистами. Они не считаются. Это не твоя война, и тебя злит лишь то, что кто-то мстит джедаям быстрее и эффективнее, чем ты. Ну ничего, ты еще сравняешь счет. Ты не колеблешься ни секунды, привычно припадая на колено и целясь в высокого джедая. С мелким – падаваном, видимо, - разделаться будет проще простого. И совсем неинтересно. Ты внезапно замираешь – хватит ли тебе этого для удовлетворения – выстрелить исподтишка, с безопасного расстояния, без риска для себя? Без азарта. Без боя… Спустя мгновение ты заряжаешь в наручь смертоносную стрелку. Какая тебе разница? Какая разница графу?
За долю секунды до выстрела мальчишка-падаван поднимает взгляд и смотрит прямо на тебя. Что-то не так. Рука дернулась, послав стрелку совсем не туда, куда надо было. Старший джедай бросается на землю, увлекая за собой ученика. И ядовитая стрелка бесполезно ударяется о посадочную платформу. С твоих губ срывается ругательство – грязно, глупо, небрежно. Джедаи живы, они о тебе знают, и ты оставил улику. Ну и для полного счастья по площадке к тебе несется, потрясая волосатыми кулаками, старый знакомый, вуки-охранник. Ты быстро взбегаешь по трапу Раба-1, оскальзываясь и проклиная дождь. Двигатели привычно взрыкивают, и корабль поднимается в воздух раньше, чем вышибала успевает подбежать. Ты смотришь вниз, туда, где старший джедай стоит посреди платформы один, задрав голову. Мелкий уже стремглав несется назад к транспорту, доставившему их. Но это и не важно. Тебе кажется, что, сквозь пелену дождя и сотни метров, ты до дрожи четко видишь каждую черточку лица твил’екка, обращенного к тебе. И он смеется над тобой.
Раб-1 уже возмущенно ревет – топливо на пределе, но кровь в ушах шумит громче, и еще громче колотится сердце. Ты, закусив губу, жмешь на гашетку, и площадка внизу исчезает в огне турболазеров.
- Папа, ты видишь? Я же стараюсь…
Ты и сам знаешь, что можешь лучше. Но прямо сейчас тебе все равно. Странно, Джанго, говоря о работе охотника, никогда не упоминал о состоянии, когда в голове настойчиво колотится одна мысль: «убить-убить-убить…», сбивая прицел и заставляя дрожать руки. Наверное, ты неправильный охотник. Наверное, потом тебе будет стыдно за свой гнев и потерянный контроль. Но это же потом… А пока – проклятая вода наконец-то шипит и клубами вздымается в небо, и платформа превращается в море огня. Ты отчаянно ищешь глазами врага, но площадка пуста. Только звездолет, доставивший джедаев, замер с краю, и пламя лижет его зеленый бок.
Ты ждешь взрыва, но кораблик взмывает вверх и тяжело пытается убраться прочь. Ты чуть не выдергиваешь рычаг, устремляясь в погоню. Все приборы Раба-1 протестующе вопят, а значит погоня долго не продлится. А значит, ты должен закончить ее быстрее. Но из корабля джедаев валит дым, и он идет неровно, заваливаясь на левый борт. Ему придет конец и без твоей помощи… ты не допустишь этого.
Раб-1 из последних сил делает рывок, и ты резко обходишь корабль джедаев, разворачиваясь, чтобы встретить противника лоб в лоб. Ты слишком близко – опасно близко, так, что ты можешь разглядеть каждую деталь внутри кабины пилота. Все, кроме самого пилота.
Неужели джедаи тебя надули? Отправили корабль на автопилоте отвлекая тебя, а сами… Зеленый истребитель качнуло, нос повело вниз – и ты видишь, что ошибся.
В кабине был пилот – его просто не было видно из-за пульта. Тебе ли не знать, как часто кресло слишком велико для мальчишки, а панель управления слишком высока. Сквозь залитый дождем транспаристил ты видишь, как падаван отчаянно цепляется за штурвал одной рукой, другой придерживая в соседнем кресле своего учителя. Ты уже готов нажать на гашетку. Тебе не терпится увидеть, как ненавистный корабль вместе с пилотами исчезает в огненной вспышке. А потом – будь что будет. Даже если Раб сдохнет без топлива и рухнет вниз, тебе уже все равно.
А в следующий миг ты видишь все и сразу – обожженное лицо тви’лекка и его опаленную робу, пальцы мальчишки, крепко вцепившиеся в плечо бездыханного джедая, его расширенные глаза и упрямо сжатые губы. Слишком много деталей – даже ожог на губе падавана, растрепанная светлая челка, тревожно мигающие огоньки в кабине и струйка крови на лице джедая. Слишком много звуков обрушивается на тебя – собственное тяжелое дыхание и бешенный стук сердца, рев двигателей, шум дождя за колпаком кабины - и крик, донесшийся до тебя через много лет:
- Папа! – Пустой шлем катится на горячий песок, жарко, и пыль арены царапает горло. Но почему идет дождь?...
Ты сажаешь усталого Раба-1 на опустевшую платформу, украшенную теперь подпалинами. И провожаешь взглядом уносящийся в небо Родии зеленый республиканский транспортник. Шлейф дыма тянется за ним, пока корабль не превращается в точку. Но даже тогда ты видишь на фоне туч серую ленту, которую не может размыть даже дождь. Почему ты отпустил их? Может, ты увидел в испуганных глазах падавана отражение самого себя? Ребенок, которому нужно только спасти наставника, выцарапать шанс… А ты сам великодушно дал ему такой шанс. Кто был так же великодушен к тебе? К твоему отцу? Никто… но все же ты дал джедаям уйти. Хотя бы потому, что ты не такой, как они. Вопрос только в том – хуже ты или лучше.
Тебе тринадцать. Тебе больше нельзя быть ребенком. Это роскошь, которую ты не можешь себе позволить. Но тебе хочется плакать. Сегодня ты разрешаешь себе это. Потому что взрослые тоже плачут.
***
And when we go don't blame us, yeah.
We'll let the fires - just bathe us, yeah.
You made us oh so famous…
My Chemical Romance
Зетт несся сквозь задымленный коридор к крыше Храма. Он все надеялся найти за каждым поворотом кого-нибудь… живого. Но у стен, на кушетках и за колоннами были только трупы. Медицинское крыло превратилось в крыло Смерти. Смертью были клоны.
Он бежал сквозь дым и ужас ночи. Хотелось закрыть уши руками и зажмуриться, чтобы не видеть тела учителя, пригвожденного к кровати бластерной очередью, не слышать отчаянного крика целителя: «БЕГИ», оборванного выстрелом.
Впереди показалась посадочная площадка Храма. И везде, куда не брось взгляд, клоны. Смерть в белых доспехах. К нему, поднимая бластеры, устремились сразу несколько. Он как во сне нанес удар, другой. Меч, казалось, двигался слишком медленно, и сам воздух стал вязким. Штурмовик упал, и его шлем откатился в сторону. Зетту хватило доли секунды, чтобы увидеть то же самое лицо – широко распахнутые испуганные глаза мальчика на взрослом лице. Мальчика, который позволил ему и учителю улететь.
Он никогда не обольщался. Даже сидя у постели выздоравливающего учителя и слушая его длинные речи о милосердии, Зетт знал, что их спасло вовсе не милосердие. Маленький клон не подарил им жизни – но дал взаймы. И теперь пришла пора вернуть их.
Он услышал чей-то крик – на площадке в море клонов стоял человек в сенаторской робе. Рядом с ним маячил спасительный спидер. И тут же грудь обжег выстрел, проскользнувший за заслон меча. Мир покачнулся, растворяясь в белом свете. В поле зрения попал сапог клона, отметина от выстрела на камне платформы, дым, клубящийся над башнями Храма. И звезды – холодные, равнодушные, вечные.
Зетт Джукасса всегда знал, что ему придется вернуть долг. Не от Великой Силы, ниоткуда – это знание было с ним с момента, когда они с учителем прыгнули в гиперпространство, уходя с Родии. Но почему-то до последней секунды, до самого мига, когда звезды дождем осыпались вниз, залив все белым светом, он верил, что люди с лицом того мальчика все же дадут ему еще один шанс.
А потом ему было уже все равно.